Династия Ротшильдов находится в центре внимания во Франции уже более 100 лет. Их дома и коллекции, их празднества ослепляют не одно поколение парижан. Почти уникальная семья, утвердившаяся на международной арене, на протяжении пяти поколений они снова и снова переосмысливали себя и как финансисты, и как коллекционеры.
Вплоть до войны их стиль был отчетливым и узнаваемым. Вот как описывал его Кеннет Кларк: «Посещение коллекции Ротшильдов всегда было незабываемым событием. Тихие, невозмутимые, почти неотличимые друг от друга, они производили впечатление не только своим могуществом и великолепием, но и ощущением торжественности окружающего их богатства. Осматривая коллекцию Ротшильдов, я всегда ловил себя на том, что разговариваю шепотом, как если бы находился в церкви».
Великие сокровища Ротшильдов вызывали благоговейный трепет даже у нацистов, которые упаковали их в контейнеры и отправили на соляную шахту в Германию. В конце войны возвращено было так много, что перераспределение, по сути, стало проблемой. Старшее поколение Ротшильдов умерло, и ходила восхитительная байка о том, как старые семейные дворецкие отправились на своих велосипедах разбираться с разделом сокровищ. Это маловероятно хотя бы потому, что молодое поколение точно знало, чем владеет. Семья собирала картины старых мастеров, иллюминированные манускрипты, еврейские рукописи и ренессансные бронзу, золото и ювелирные изделия, не говоря уже о лучших образцах французской мебели XVIII века. Примечательно, что они не покупали картины импрессионистов. Первым к современному искусству обратился барон Робер (1880–1946), когда в 1921 году приобрел натюрморт Пикассо. А его сыну, барону Эли, суждено было стать самым интересным коллекционером в роду в послевоенные годы.
Барон Эли де Ротшильд
Барон Эли (1917–2007) унаследовал немыслимые сокровища, мебель величайших французских мастеров, картины Ватто, Фрагонара и, прежде всего, Знаменосца Рембрандта (1636). Во время войны он довольно долго был в плену в Кольдице, где женился по доверенности на Лилиан Фульд-Спрингер. В 1955 году супруги купили частный особняк графа Этьена де Бомона на рю Массеран, построенный архитектором Броньяром в 1787–1788 годах, что создавало вдохновляющую атмосферу для единения старого и нового. Барон Эли был яркой фигурой на парижской сцене: игрок в поло, увлеченный медициной, которому предстояло возродить былое величие семейного виноградника Шато Лафит в Бордо.
Если барон Эли когда-либо задумывался о покупке модных импрессионистов, то явно отказался от этой идеи, после того как в 1957 году Ставрос Ниархос купил коллекцию Эдварда Г. Робинсона примерно за 2 миллиона долларов. Первыми приобретениями барона Эли стали полотна Утрилло и Дерена. Единственным дилером, чьему вкусу он доверял, был Даниэль Кордье, который остался его другом на всю жизнь. Эли обратился к современному искусству, потому что, как он выразился, «Ротшильды делают деньги и выбирают победителей», и ему было любопытно посмотреть, удастся ли проделать это с современными картинами. Из мастеров старшего поколения он предпочел Руо, Валадон, Клее, Миро, но именно современное искусство в основном определило его коллекцию: Матта, Тапиес, Мишо (когда художник оказался на грани разорения, барон Эли купил три его работы, чтобы спасти от банкротства), Мильярес, Хартунг и др. Больше всего в его коллекции было произведений Макса Эрнста и Жана Дюбюффе. Барон Эли приобрел шесть картин Дюбюффе и, как однажды признался мне, взял за правило никогда не иметь картин одного художника больше, чем лошадей для поло у него в конюшне. Впрочем, его дети проговорились, что он едва ли следует этому правилу.
Барон Эли оформил отдельную гостиную в духе модернизма с тумбой под телевизор работы Сезара, столом работы Стали и своими лучшими абстрактными картинами. Все это составляло разительный контраст с ошеломляющей роскошью парадного салона внизу в духе Старого порядка. Он редко совершал импульсивные покупки, разве что, когда ему повезло на фондовом рынке. Тогда он зашел в галерею Шарпантье и купил три картины, в том числе Грёза, потому что девушка на портрете была похожа на его дочь Нелли. Одной из его самых очаровательных покупок стал Групповой портрет детей Маршам Гейнсборо (1787). Что еще более удивительно, барон Эли пополнил семейную коллекцию серебра эпохи Возрождения и барокко. Для контраста он приобрел интересную группу древностей: персидских, хеттских и, самое поразительное, кикладского идола (ок. 2400 г. до н. э.). Лилиан де Ротшильд, его супруга, тоже была коллекционером. Большая интеллектуалка, которой Карл Лагерфельд каждый месяц присылал цветочную композицию, она проявляла особый интерес к XVIII веку и, в частности, к Марии-Антуанетте — так же, как и Лилиан, австриячке замужем за французом. Она помогла организовать Версальскую выставку 1955 года. Среди самых крупных приобретений Лилиан можно отметить пару рисунков Энгра — портреты мистера и миссис Трастон (1816).
Сесиль де Ротшильд
Сестра Эли Сесиль де Ротшильд (1913–1995) была интересным коллекционером и приобрела некоторое количество первоклассных картин — в сочетании с теми, что оставил ей отец, барон Робер, они сделали ее квартиру одним из самых интересных мест в Париже. Она жила в доме 29, рю Фобур-Сент-Оноре, и гостей потрясали не только великолепные картины, но и перуанские перья, туники и головные уборы инков, которые отражали ее страсть к путешествиям.
Сесиль питала слабость к художникам-экспрессионистам и приобрела работы Ван Донгена и Кирхнера наряду с Пикабиа и Поляковым (Полякофф), но мало кто из посетителей когда-либо видел некоторые из ее величайших сокровищ — например, рисунки Эгона Шиле, которые висели в ее ванной комнате. От своего отца она унаследовала Арлекина Пикассо (1905), работы Моро и других художников. Когда она была ребенком, отец однажды пришел домой и объявил Сесиль и двум ее братьям, что тому, кто угадает, что за картина на букву «С» у него под мышкой, она и достанется. «Сезанн!» — выпалила Сесиль. Так она стала обладательницей прекрасной акварели с купальщицами.
Две самые значительные картины она приобрела сама; большой портрет Анри Бернштейна в матроске работы Мане (1881), который повесила в парадной гостиной, и таитянскую картину Гогена Ты ждешь письма?, купленную в 1959 году за 130 тысяч фунтов стерлингов на аукционе Sotheby’s в Лондоне. Картина поступила из Буффало, Нью-Йорк, и в то время это был редкий случай репатриации французской живописи.
Сегодня Сесиль помнят за ее дружбу с Гретой Гарбо, подробно описанную Сесилом Битоном в его дневниках. Париж того времени знал Сесиль как чемпионку по гольфу и обладательницу превосходного вкуса, которая водила Bentley Continental и имела одного из лучших поваров в городе. Когда она умерла в 1995 году, ее коллекция была распределена между близкими родственниками включая племянника Эрика.
Барон Эрик де Ротшильд
Среди нынешнего поколения Ротшильдов традиция коллекционирования поддерживается племянником Сесиль, бароном Эриком (род. 1940). Он описывает ген коллекционирования Ротшильдов как атавизм, но переосмыслил gout Rothschild, вкус Ротшильдов, весьма оригинальным образом. Он приобрел несколько завораживающих картин старых мастеров — Сурбарана, Ваккаро — и устроил настоящую революцию, когда развесил их вперемешку с современными британскими художниками. В 1960-е годы барон Эрик жил в Англии, где подружился с Люсьеном Фрейдом, Фрэнсисом Бэконом и Майком Эндрюсом. «Я знал их всех, и они мне нравились», — рассказывал он. Что очень важно, он покупал их работы, когда они еще были доступны. Он почти наверняка стал первым французом — покупателем Бэкона и Фрейда.
Стиль обстановки в его парижской квартире можно описать как обновленный замок Шато-де-Феррье. В гостиной мебель от Буля и богатая красная обивка создают уникальный ансамбль с картинами Бальтюса, Фрейда, большим картоном Франческини и коллекцией бронзы, в основном XIX века, включая Бальзака Родена, и гипсовыми modello. В комнате «царствуют» полнометражный Давид с головой Голиафа Сурбарана и большая маска из Папуа — Новой Гвинеи. Кабинет увешан картинами Майка Эндрюса, а над камином — тот самый Гоген от тетушки Сесиль. Одним из самых необычных в квартире является соседство Фрэнсиса Бэкона и Фрагонара — «двух картин большой нежности», как удивительно, но проницательно отмечает барон.
Роден доминирует в скульптуре, но коллекция включает и Джакометти, и Пикассо, и Бугатти. В 1970-е годы барон Эрик жил в Нью-Йорке, где приобрел Вессельмана и большую группу работ Лихтенштейна, в том числе одну из кошек, когда-то принадлежавшую Энди Уорхолу.
Заглянуть в недоступные квартиры и особняки коллекционеров Франции и других стран помогут книги Джеймса Стоуртона о выдающихся коллекционерах ХХ века. Автор рассказывает о том, что предметом собирательства становились любые произведения искусства: от первобытных масок до модернистской живописи и скульптуры, от китайского фарфора до европейского столового серебра, а коллекционерами становились разные люди с разными финансовыми возможностями: и промышленные магнаты, и родовитые аристократы, и известные кутюрье, и простые клерки. Во многом именно коллекционеры, их спрос на определенные арт-объекты формировали художественный рынок в XX веке и в каком-то смысле положение на художественной сцене как таковой.
