Иван Иванович Щукин (1869 – 1908), младший из братьев Щукиных, был если не самым известным из парижских русских, то точно одним из них. Адрес «Авеню Ваграм, 91» в русской колонии знал каждый. Список знаменитых посетителей вторников Жана Ваграмского (как в шутку называл Ивана Ивановича Грабарь) был бы длинным: писатели и издатели, журналисты и артисты, профессора философии и художники. Тут бывали Боборыкин и Суворин, Чехов и Мережковский, Немирович-Данченко и Волошин, Грабарь и Бальмонт, Александр Бенуа и Казимир Валишевский. Впрочем, если бы мемориальную доску на доходном доме близ Триумфальной арки устанавливали французы, то они начали бы со своих: Роден, Дега, Ренуар, Гюисманс, Дюран-Рюэль…
Если бы не фамилия, в Иване Ивановиче Щукине никто и не заподозрил бы купеческого сына: внешностью он пошел в боткинскую родню, был строен и элегантен, — не в пример мужиковатым коротконогим старшим братьям. Обладал феноменальной памятью и славился «ошеломляющей осведомленностью», читал по-французски и по-немецки. В 1893 году Иван Иванович перебрался в Париж — Россию он всегда не любил, считал отсталой, провинциальной и не раз признавался, что «азиатская душа» Москвы ему чужда.
Там он стал зарубежным корреспондентом Нового времени, подписывавшим свои статьи «Жан Броше» (фр. brochet — щука) и членом правления Русской высшей школы общественных наук в Париже, где он читал курс по истории христианства, а также по истории русского права и живописи. Как и старшие братья, Иван Иванович был страстным коллекционером и щедро делился своими сокровищами. Так, большую часть своей уникальной библиотеки по истории русской философии, истории и религиозной мысли он в 1905 году преподнес парижской Школе восточных языков, в которой читал курс русской истории, за что был удостоен ордена Почетного легиона. В том же году его старший брат Петр Иванович сделал аналогичный жест: подарил собранный им Музей древностей с многотысячной коллекцией, зданиями и землей Москве, получив в награду чин действительного статского советника (равнозначный по табели о рангах штатскому генералу).
Когда архивист Пушкинского музея Александра Андреевна Демская в 1960-х годах по крупицам начала восстанавливать историю щукинской коллекции, ей удалось разыскать старшего сына коллекционера в далеком Бейруте. На вопрос, кто подтолкнул его отца к собирательству новой французской живописи, Иван Сергеевич ответил не задумываясь: «Думаю, что это произошло под влиянием его брата Ивана Ивановича, у которого было уже в это время небольшое, но хорошее собрание импрессионистов, и Сергей Иванович мог видеть произведения лучших мастеров этой школы. Статья Грабаря (товарища по гимназии Ивана Ивановича) и общение с Федором Влад. Боткиным (милым дилетантом) никакого значения не имели в деле собирательства Сергея Ивановича. Наоборот, он считался с мнением своего брата, с которым был очень дружен… После смерти Ивана Ивановича часть его картин досталась мне».
Что именно досталось ему, Иван Сергеевич не написал. Но две оказавшиеся в Щукинской галерее картины Игнасио Сулоаги, вне всякого сомнения, происходили из коллекции парижского Щукина.
Приехав в 1890 году в Париж, Сулоага попытался выработать собственный стиль. В то время большой популярностью пользовались художники, входившие в «Черную банду». Мрачная живопись Симона и Котте (работы которых были одними из первых покупок Сергея Щукина) стала отправной точкой для Сулоаги. Также как французские художники нашли свою тему в суровой Бретани, Сулоага нашел в родной Испании свою, взяв на вооружение серовато-охристую палитру художников «Черной банды». Годы, проведенные сначала в Андалусии, а затем в Кастили, помогли выработать манеру, представлявшую собой осовремененный вариант старой испанской живописи. Вскоре художник вошел в моду: несколько театрализованные, но эффектные картины с изображениями танцовщиц, тореадоров, испанок и карликов прекрасно продавались.
Сулоага написал Ивана Щукина на фоне воображаемого испанского пейзажа, как и полагалось быть герою парадного портрета времен Веласкеса или Ван Дейка. В 1905 году портрет выставлялся на Историко-художественной выставке портретов в Таврическом дворце, устроенной Сергеем Дягилевым.
Все братья Щукины были людьми увлекающимися, поэтому Сулоаге довольно легко удалось заразить Ивана Ивановича собирательством старых мастеров, прежде всего испанцев. «Постепенно перехожу на старое, божественное», — признавался Щукин Илье Остроухову, которому продал Портрет Антонена Пруста работы Эдуара Мане. Вскоре, как он сам выразился, им «были упразднены» Каррьер, Сезанн, Домье, Фантен-Латур, Форен, Моне и Мане, Дега, Пюви де Шаванн, Ренуар, Сислей, Валлотон, Ван Гог, Вюйар, Уистлер и другие представители новой живописи, чье место заняли серовато-охристые полотна вошедшего в моду Сулоаги, а также Гойи, Веласкеса и Эль Греко. Игнасио Сулоага считал себя продолжателем великих испанцев, и прежде всего Эль Греко, картины которого разыскивал по всей стране: в компании Сулоаги и Огюста Родена летом 1905 года Иван Щукин путешествовал по Испании.
Благодаря Игнасио Сулоаге в начале XX века был заново открыт Эль Греко; он же ввел моду на старую испанскую живопись, заразив ею не только Ивана Щукина, но и многих современных художников. В итоге Иван Щукин купил 22 картины Эль Греко, 32 работы Гойи, а также работы Веласкеса, Мурильо, Сурбарана. К несчастью, большинство из них оказались копиями или подделками (за исключением Марии Магдалины Эль Греко, ныне украшающей испанскую коллекцию Будапештской национальной галереи). Выяснилось это в тот самый момент, когда Иван Щукин попробовал распродать коллекцию, чтобы рассчитаться с долгами. «Я боюсь, как бы он не провалился со своими картинами… настоящие картины этих мастеров стоят большие деньги, поэтому надо остерегаться подделки, которых масса находится в Испании… Очень жаль бедного Ваню, должен же он связаться с этим искусством», — писал Петру Ивановичу Щукину брат Дмитрий Иванович, знаток и собиратель старых мастеров.
Прошедший в 1907 году в Берлине аукцион щукинского собрания успеха не имел, и долги Ивана Ивановича полностью погасить не удалось. Старшие братья помогать не спешили, полагая, что неудержимая страсть младшего к показной роскоши и любовным приключениям должна быть наказана. Все кончилось трагически. «На очередном обеде… Щукин обнаруживал, как и всегда, свое чисто московское благодушие, казался веселым, остроумным, предупредительным к желанию своих гостей и после обеда даже поразил их готовностью даром или за пустяк наделить их теми или другими экземплярами своей коллекции», — пересказывал один из очевидцев подробности последнего вечера на авеню Ваграм.
Гости Ивана Ивановича разошлись поздно. «А утром до него нельзя было достучаться. Когда взломали дверь в его спальню, его нашли мертвым. Вскрытие показало, что он отравился». Щукинское самоубийство мгновенно мифологизировали: одни уверяли, что 39-летний Иван Иванович застрелился, другие, что принял цианистый калий, и понять, что же случилось на самом деле, было невозможно.
Похоронили Ивана Щукина на кладбище у подножия Монмартра. Братья выставили на аукцион все, что имелось в квартире на авеню Ваграм: картины, книги, мебель. Но устроенная в отеле «Друо» посмертная распродажа имущества Ивана Ивановича Щукина не покрыла и половины суммы, требуемой для оплаты его долгов.
Из книги Наталии Семеновой «Щукин. Биография коллекции»
