«Испания от И до Я» — один из ключей к пониманию родины Сервантеса и Гойи, Франко и Альмодовара, Гарсия Лорки и Мигеля де Унамуно. Автор книги — культуролог и искусствовед Татьяна Пигарёва — разрезала многослойный пирог впечатлений, чтобы угостить своего нетерпеливого читателя. В беседе она подробно рассказала, как выглядит её Испания, что за личности сотворили великую культуру Пиренеев и чем наша Россия напоминает парадоксальную страну донкихотствующих романтиков. Публикуем фрагменты из нашего диалога длиной почти в полтора часа
Алексей Бодяшкин
Я всю жизнь занимаюсь и «живу» Испанией, так что повод всегда рядом. Но был и важный импульс, настоящее чудо — в этой книге вообще много чудесных встреч и судьбоносных скрещений. Помните, незадолго до начала пандемии в Манеже открылась огромная выставка Сальвадора Дали. Меня с другими экспертами пригласили принять участие в программе «Наблюдатель», посвященной этому событию. И я решила показать единственный автограф Дали, который был в Советском Союзе. Это рисунок в книге, которую Дали и его жена Гала отправили в подарок брату Галы в 1965 году — он жил тогда в Ленинграде. Во время подготовки документального фильма о русской жизни Галы (режиссёр Сильвия Мунт) я познакомилась с невероятными стариками, Глебом Васильевым и его женой. Они дружили с Николаем Дьяконовым — братом Галы — и получили книгу от него в наследство. Огромный такой альбом с репродукциями Дали и его рисунком-посвящением на целый разворот: там Медный Всадник в далинианском стиле, взявшиеся за руки Дали и Гала, пейзаж Кадакеса… «Глебы» (так их называли друзья) прятали этот альбом, боялись воров, но уже после съёмок фильма, когда мы подружились, показали мне «сокровище». До явления Дали в Манеже они не дожили, но я позвонила их сыну с просьбой разрешить показать эту книгу по телевидению. Увы, оказалось, что архивы пропали — и альбом, и оригиналы неопубликованных писем Гала к Анастасии Цветаевой. Всё исчезло! И сын ничего не знает об их судьбе.
Так и есть. Я обзвонила всех друзей и знакомых «Глебов», но тщетно. И вот, настала пандемия. Гуляя у реки на Николиной горе в маске (кажется, что это уже было давным-давно, в другом мире), я случайно встретила известного культуролога и рок-музыканта Александра Липницкого. Он спросил: «Выставка Дали закрылась?» Я напомнила, что закрылась не только выставка, но и мир. Посмеялись. Липницкий собрался уходить, но потом вдруг повернулся ко мне: «Слушай, у меня есть одна книжка: возможно, тебе как испанисту это будет интересно. Альбом с автографом Дали, который он прислал…». Ноги подкашиваются, почти кричу: «Как?! Дали, Гала, Медный Всадник!...» Тут уже Липницкий смотрит на меня ошарашенно: «Откуда знаешь? Я его никому не показывал!» Оказалось, что Саша купил и альбом, и письма у вдовы Глеба Васильева. Боюсь, что если бы мы не столкнулись во время пандемии на том благословенном мостике сразу после закрытия выставки Дали, Саша про этот альбом и не вспомнил бы. После окончания карантина он позволил отснять все материалы. Так вот, в синей папке с письмами Галы, извлеченными из сейфа, мы обнаружили… листок с номером моего мобильного телефона. Откуда он там взялся, Саша не помнил. Это из тех историй, когда чувствуешь, что Судьба берёт тебя за шиворот.
И да, и нет. Сначала я начала писать книгу о русской жизни Галы. Это был первый шаг. И тут мне позвонили из издательства СЛОВО/SLOVO, и на встрече хозяева издательства объявили мне: «Мы готовы опубликовать всё, что вы напишете!» Формулировка, которая редко достаётся какому-либо автору. Я изложила ряд идей, и мы остановились на самой простой — сделать сборник эссе на интересные мне темы, своеобразный «испанский калейдоскоп». Конечно, туда вошла и история про Дали. Какие-то тексты уже были готовы: статьи в прессе, академические публикации. Но я в итоге всё переписала. Получилось 9 глав — от истории музея Прадо до Дали и Альмодовара. В каждой главе есть мои личные открытия, оригинальный взгляд, новые ракурсы. Я старалась, чтобы каждое слово было сказано как будто впервые, чтобы оно не только раскрывало сюжет, но и показывало новый ракурс, необычную стилистику восприятия мира.
Да, такой прием, который «выкристаллизовался» в процессе работы. Важно, что со всеми описанными сюжетами меня связывают и личные воспоминания: я показывала Москву и королеве Испании Софии, с которой мы обсуждали «Гернику», и Педро Альмодовару, и Карлосу Сауре — героям этой книги. Видела живого Дали про сюрреалистических обстоятельствах. В общем, все эти личные истории, часто комичные, сложились в «интермедии». Так что эту книгу можно читать и подряд, и «играя в классики» — как у Хулио Кортасара. Художник Оксана Лебедева-Скочко придумала очень интересный прием. В книге почти 300 иллюстраций, в главах — репродукции картин и фотографии, а в интермедиях ее рисунки по сюжетам мемуаров и черно-белые фотографии. На них стрелочками указано, кто есть кто. Но мне хотелось снизить пафос, когда по сюжету нужны были фотографии из серии «я и великие». В последнюю ночь перед сдачей книги в печать сын мой, Федор Левин, придумал идеальный ход. Например, к «стрелочкам» на фотографии из Третьяковской галереи, где картину созерцают «королева Испании София», «Наина Ельцина» и «я», добавили «мишек Шишкина». Савицкого, если быть точнее. Появился дуэт: я и «затылок Педро Альмодовара». Ирония подсвечивает любимые воспоминания.
Очень важный и сложный вопрос. Недаром моя книга начинается с главы о музее Прадо. Это место, где сконцентрирована вся Испания. Конечно, это и Веласкес, и Гойя, которых вы назвали. Но и множество других. Такие всеобъемлющие вопросы напоминают мне о том, как мадам де Сталь написала Гегелю: «Не могли бы вы изложить мне вашу философию на двух страницах и по-французски». Можете себе представить, как отреагировал Гегель. В общем, и здесь тоже в один абзац не уложишься. Об этой «сути» Испании —в какой-то мере — написана вся моя книга. В Испании есть то, чего нет, например, в Италии — ощущение трагического чувства жизни (вспомним трактат Мигеля де Унамуно). Близость Испании и России — уже почти клише, но я убеждаюсь в этом постоянно. Очень родственная «оптика», похожее чувство юмора. Трагическая история, понимание абсурда власти, «любовь и ненависть к отчизне». Да, жива «испанская честь», но она вполне гармонично уживается с демократизмом. В одном из моих любимых мадридских кафе рядом с Высшей музыкальной школой часто видишь профессоров-музыкантов, которые ведут беседу за кофе с местными дворниками. Так и у Веласкеса короли и шуты написаны у с равным уважением и дистанцией. Мне кажется, что этот «веласкесовский взгляд» до сих пор витает над Испанией.
Конечно, собрание музея досконально изучено, но всегда есть место для личного взгляда, для расстановки акцентов. Например, я начинаю главу с семи отличий Прадо от других музеев мира, это моя «частная коллекция». Или, например, я обратила внимание на то, что коллекция Гойи поделена на три части, на трёх этажах. Это сложилось ненамеренно, постепенно. Я пишу о развеске Гойи подробно — по сути, это «метафизическая вертикаль», структура, которая напоминает Ад, Землю и Рай. Когда я поделилась этим наблюдением с хранителями коллекции, они признались, что никогда об этом не думали. Важна дистанция, возможность посмотреть на какие-то феномены культуры с неожиданного ракурса — в этом «бонус» иностранного исследователя.
Для понимания культуры Испании очень важно поколение конца XIX века — когда королевство потеряло все свои заморские колонии, утратило имперский статус. Поколения творцов переосмысляли Испанию. «У меня болит Испания», писал тот же Унамуно. Универсальная, кстати, формулировка. Художники пишут «черную Испанию», глубинную, традиционную, пугающую и притягательную. Это Игнасио Сулоага и замечательный Хосе Гутьеррес Солана. Средиземноморская радость и испанская фиеста сочетаются с чем-то мрачным, «корневым», потаённым. Испания — это вообще бинарная страна, где контрасты сосуществуют и друг друга уравновешивают.
Конечно, например, о живописи позднего франкизма пока ещё мало знают в России. Одну из глав книги я посвятила этому интереснейшему феномену — и с художественной, и с социальной точки зрения. В конце 1950-х в Испании формируется блестящее поколение художников-абстракционистов. В часе езды от Мадрида есть живописнейший городок Куэнка: он стоит на высоком обрыве; через пропасть к монастырю (ныне гостинице) ведёт железный мост работы школы Густава Эйфеля. Там поселился художник Фернандо Собель, к нему приезжали друзья, дарили свои картины. Это место стало своего рода испанским Абрамцевым для мастеров абстракционизма. Там же в конце 1960-х, еще при позднем Франко, в «висячих домах» XVI века открылся Музей абстрактного искусства. В нём есть работы всех испанских классиков жанра: Антонио Сауры (брата режиссёра Карлоса Сауры), Рафаэля Каногара, Маноло Мильяреса и многих других. Целая плеяда замечательных мастеров. Вы смотрите на экспрессивные абстрактные работы, но тут же переводите взгляд в окно — и перед вами камни, изломанные скалы, пропасть, небо… И происходит чудо, испанский пейзаж сам превращается в картины абстрактных художников. В Ла-Манче, в этой засушливой донкихотской Испании, пейзажи действительно особые — они сильно повлияли на творчество живописцев. У меня были непростые отношения с абстрактным искусством — куда им до Веласкеса! И только попав в Куэнку, я «прозрела»: удивительная испанская абстракция с «лица необщим выраженьем». Оригинальные работы, смелые, формотворческие, но чувствуешь, как они напитаны пейзажем и как зеркалят образ времени. У Мильяреса, например, порванные холсты с дырами, заплатами, «кровавыми» подтёками не могут не восприниматься как эхо гражданской войны. Как и железные сетки Мануэля Риверы.
Не только не преследовали… В эпоху позднего франкизма пресловутая dictadura (диктатура) превращалась в dictablanda (от «blanda» — «мягкая», т.е. более мягкая форма правления). Испания возвращалась в мир, к власти пришли образованные министры-технократы, которые решили показать Европе образ изменённой страны. Прекрасный путь — финансировать молодых художников, оплачивать их участие в венецианских биеннале, помогать с изданием каталогов и с организацией выставок. И вот парадокс: художники, которые сформировались как культурная оппозиция, вдруг оказались культурным истеблишментом. Легендарная группа «El Paso» (в переводе с испанского «шаг») даже самораспустилась, чтобы не служить витриной франкистской (пусть и «мягкой») эпохи. Одновременно в Испании развивалось и фигуративное искусство — прежде всего, «мадридская школа реалистов» во главе с Антонио Лопесом. В кругу этих художников очень ярко проявили себя женщины — например, Амалия Авия, Эсперанса Прада, Мария Морено. Эмансипация — еще одна примета нового времени. Авия писала гулкие, пустые городские пейзажи, чаще всего без людей, с закрытыми окнами и дверями — и это тоже было образом времени для позднего франкизма. И реалисты, и абстракционисты, не всегда будучи политизированными, прекрасно выражали дух своей эпохи на уровне эстетики. Связь с историей, с «духом» времени была у них гораздо сильнее, чем, например, у французских или американских художников, на которых они ориентировались.
Испания осознала, что нужно проговаривать прошлое, прорабатывать национальную травму — как это было в Германии. После смерти Франко был проведён исторический эксперимент: отважная попытка перешагнуть через прошлое и заключить «пакт Забвения». Теперь мы видим, что это невозможно: раны кровоточат. Уже в XXI веке Испанцы осознали, что более 30 000 жертв Гражданской войны до сих пор лежат в кюветах и в расстрельных ямах. Тема поиска этих могил стала важным мотивом: например, в фильме Альмодовара «Параллельные матери». Финальная сцена, когда герои фильма ложатся в раскопанные могилы, для многих русских зрителей показалась искусственной, «притянутой за уши». Но это не так, ведь важно учитывать испанский контекст. История «Параллельных матерей» — это история лжи и замалчивания в сюжете вокруг ребенка. Здесь историческая параллель принципиальна: если продолжать лгать о прошлом, оно не отпустит. Я знаю много семей, где родственники в последнее время не разговаривают друг с другом на почве исторических разногласий и конфликтов. Конечно, большая часть интеллигенции стоит на позиции левых партий. Кстати, есть очень важная книга: «Солдаты Саламины» Хавьера Серкаса. Этот роман принципиален для понимания всей сложности национальной драмы. Ведь для многих вплоть до 2000-х годов картина была чёрно-белой: франкисты — гады, а республиканцы — хорошие (или наоборот). Далеко не все испанцы хотели задумываться о жертвах с обеих сторон. Например, многие из моих вполне образованных испанских друзей даже не знали в эпоху «пакта Забвения» о расстреле в Паракуэльосе 7 ноября 1936 года, организованном республиканцами. Конечно, знание об этом никак не изменит моё понимание истории — и понимание того, что в войне виноват Франко. Главный критерий — кто был инициатором: это непреложный закон всех войн. И роман «Солдаты Саламины» стал одной из первых попыток осмыслить всё по-новому, гораздо глубже, с полутонами.
Интерпретации интересны, только если они «объемные». Например, в главе о «Гернике» Пикассо я предлагаю четыре уровня прочтения, следуя принципу, предложенному Данте для «Божественной комедии». В этой картине кроме военной темы можно обнаружить и всю историю мирового искусства, и личную жизнь Пикассо. Ведь недаром в Испании родился Дон Кихот: рядом с возвышенным, хотя и комичным «грандом» появляется народный типаж, Санчо Панса. И один из важных принципов романа состоит в том, что Санчо Панса всё больше преисполняется мыслями Дон Кихота, а Дон Кихот проходит процесс «санчизации». Кстати, в моей книге есть глава о поисках портрета Сервантеса, и в результате глубокого прочтения текста «автопортрета», который Сервантес оставил нам в прологе к «Назидательным новеллам», мне даже удалось сделать маленькое открытие в сервантистике…
Статья была опубликована в новом издании «Назидательных новелл» в серии «Литературные памятники», и ещё я делала доклад на Конгрессе испанистов, где присутствовал бывший директор Испанской Королевской Академии языка академик Дарио Вильянуэва. Он очень заинтересовался и просил написать статью на испанском языке — надеюсь, что соберусь сделать это в ближайшее время.
В книге есть глава о поисках портрета Сервантеса. Тоже настоящий детектив.
Часто вспоминаю о том, как в начале 1980-х я помогала знаменитому испанскому писателю Мануэлю Васкесу Монтальбану в работе над книгой «Москва времен революции». Почти что месяц мы изучали памятники революционной Москвы и вели страстные политические дискуссии. Это еще был поздний СССР, времена железного занавеса. При всей любви к русскому авангарду и архитектуре конструктивизма я пыталась объяснить испанскому классику всё, что он не удосужился понять о нас. Растерянный от аргументов юной студентки бывший члена ЦК одной из подпольных левых партий Испании, увенчанный всеми лаврами и давно уже привыкший к непреклонности собственного авторитета, не сдержался: «Все понимаю! Но у нас в Испании тоже была диктатура! И мне в твоем возрасте, чтобы посмотреть «Последнее танго в Париже», приходилось ездить во Францию, в Перпиньян!» Эту фразу он произнес, когда мы гуляли по крыше здания страхового общества «Россия» на Чистых прудах — у меня была для испанских друзей экскурсия по московским крышам. Я чуть с этой крыши не свалилась от смеха. Ужасная диктатура: приходится ездить в Францию! В очередной раз важность знания контекста эпохи и страны. Монтальбану весь наш тогдашний «антикоммунизм», наша идеология времён перестройки казалась абсолютно «правым» уклоном. А я пыталась ему доказать, что они должны быть благодарны Франко, потому что если бы не пришёл Франко, было бы ещё страшнее. Сейчас, конечно, я бы так уже не сказала.
На самом деле появляются очень яркие фигуры. Даже если взять предыдущий 2022 год, то урожай собран замечательный: выделяется, например, драма «As bestas» («Хищники»), которую снял Родриго Сорогойен. Давно слежу за этим режиссёром, он же снимал «Царство». «Хищники» получили в этом году премию «Гойя» в 9 номинациях (испанский аналог «Оскара»), а также французскую премию «Сезар» как лучший фильм на иностранном языке. Это точный и беспощадный фильм о двух фермерах, которые сталкиваются с глубинной, аграрной Испанией. В Испании хорошо умеют снимать искреннее и серьезное социальное кино. В том же 2022 году прозвучало имя молодой женщины-режиссёра, а также сценаристки Карлы Симон, которая за свою вторую картину «Alcarràs» («Земля Алькаррас») получила «Золотого медведя» в Берлине. Как и в «Хищниках», там по-своему разрешается конфликт поколений и тема слома деревенского мира. Важно ещё заметить, что «Земля Алькаррас» — это первый фильм на каталанском языке, который удостоен «Золотого медведя». Ещё одна женщина, Алауда Руис де Асуа, сняла фильм «Колыбельная» — о взаимоотношениях матери и дочери. С точки зрения Альмодовара, это лучший испанский дебют последних лет… Так что следите за премиями Гойя. Из последнего очень советую посмотреть документальную историю реальной семьи: «Много детей, обезьянка и замок». Живая комедия, вся Испания в ней. Также нельзя забывать о латиноамериканских фильмах, снятых в сотрудничестве с Испанией. Из шедевров — «Дикие истории», «Лабиринт фавна» и Тайна в его глазах».
Пусть покажется, что мы движемся по архетипичной формуле «Поэт — Пушкин, композитор — Чайковский», но для меня это всё-таки Мадрид. Я объехала всю Испанию, но главный выбор очевиден. А вообще лучший способ — арендовать машину и отправиться странствовать по испанским дорогам. Ещё лучше взять рюкзак и пройти по знаменитому пути Святого Якова. Я прошла 877 километров. Экзистенциальные открытия и встречи встречаются повсюду. Испания — кладезь. От И до Я!
