Почему средневековые христианские храмы были заполнены скульптурами, изображающими части тела?

Одна книга часто вырастает из предыдущей. В «Мышеловке св. Иосифа» была небольшая глава о вотивах-предметах и вотивных практиках. И ее захотелось развить. Когда изучаешь cредневековые изображения, ex-voto трудно миновать. Тут дело не в их красоте или исключительности. Напротив, большинство из них довольно стереотипно, а некоторые и вовсе похожи, как близнецы-братья. Однако меня завораживало то, что за каждым из этих предметов стоит история чьих-то надежд, бед и просьб, которую мы уже никогда не узнаем. Лишь в редких случаях – благодаря кратким подписям или более пространным записям в книгах чудес – они получают голос. И через вотивы мы «слышим» людей, от которых, как правило, не сохранилось других свидетельств.

Смотря как считать. Материалы я стал собирать лет 5-6 назад, еще до «Мышеловки». Сам текст, за который мы взялись втроем, писался быстрее: где-то за год-полтора. Большие тексты обычно собираются из наработок, которые уже вошли в статьи. Работа идет не с чистого листа. Плюс тут важна специфика жанра: «Восковые ноги и железные глаза» – текст обобщающий, краткий обзор огромного поля. Тут нет архивных находок или прорывных интерпретаций. Задача была в другом – синтезировать то, что мы знаем об этих важных, но малоизвестных (вне круга специалистов) предметах, и показать, что они могут сказать о религиозных практиках, конструировании сакрального и попытках людей договориться с высшими силами.

Истории, наверное, нет, но есть воспоминание – первая встреча с ex-voto. В начале 2000-х годов я поехал в Португалию, и в Порту на одной из центральных улиц увидел маленький магазин. Стеллажи за прилавком и в зале были заставлены восковыми конечностями, внутренними органами, головами, машинами, домиками и другими предметами. Меня сразу впечатлило то, что эта лавка соседствовала с обычной торговлей. С одной стороны – супермаркет, с другой – кафе. Повседневность подобных практик. Потом я узнал, что в средиземноморской Европе вотивы еще не так давно продавались (а кое-где, возможно, и сегодня продаются) в аптеках и бакалейных лавках. Это отчасти похоже на привычные нам реалии. Подземный переход или выход из метро, а там между киоском с электроникой и киоском с колготками – такой же киоск с иконками, крестиками и прочими «инструментами» личного благочестия. Такое соседство всегда повод подумать о том, как религиозность встроена в повседневность, а заодно о ее экономике.

Если современные, то в Мексике. Там эта традиция жива и в своих традиционных религиозных формах, и в новых контекстах – народного искусства, социального комментария и сувенирного промысла. Вотивные картины создавали не только в Мексике. Если поехать в Италию или на юг Германии, в Баварию, мы их тоже найдем немало. Отличие в том, что в Мексике и в Южной Америке в целом народный католицизм сохранил свою силу, в то время, как в более секулярной Европе эти практики умерли, отказались от живописных форматов в пользу фотографии и коллажа из предметов и текстов, отошли на второй-третий план и т.д. Плюс в Мексике retablos стали восприниматься как одна из ключевых форм народного искусства, язык, на котором художники продолжают говорить об обществе и о самих себе. В Европе этого не произошло.

Я думаю, к изучению Средневековья можно прийти разными путями. Незаменимых текстов, наверное, нет. Но могу назвать две книги, которые мне самому когда-то помогли определиться с тем, что мне интересно: «Категории средневековой культуры» Арона Гуревича и «Деревня Монтайю» Эммануэля Ле Руа Ладюри.