Династии Сассун и Кадури спровоцировали экономический бум и открыли Китай миру, а их деньги превратили Шанхай в космополитический мегаполис. Но как все начиналось? История Дэвида Сассуна в отрывке из нашего бестселлера «Последние короли Шанхая».
По темным улицам, спасая свою жизнь, бежал самый богатый человек в Багдаде.
Всего несколько часов назад отец выкупил Дэвида Сассуна из тюрьмы, куда его заточили турецкие правители Багдада, угрожая повесить, если семья не заплатит непомерный налог. Лодка уже ждала, чтобы доставить тридцатисемилетнего Дэвида в безопасное место. Он надел на себя пояс с деньгами, поверх накинул плащ. В подкладку плаща слуги вшили жемчуг. «Он проскользнул через ворота города, где когда-то чествовали несколько поколений его рода. Видны были только его глаза — между тюрбаном и наглухо застегнутым плащом», — писал один из историков семьи. Время — 1829 год. Их семья жила в Багдаде по-королевски уже более восьмисот лет.
Бегство евреев от деспотичных правителей было обычным явлением в истории даже в XIX веке. Евреев изгнали из Британии в 1290 году, из Испании в 1492 году. В 1516 году Венеция закрыла их в гетто. Ужасы Холокоста были еще впереди.
Бегство Дэвида Сассуна — случай особенный. Евреи всегда жили на задворках европейского общества. Но в Багдаде они процветали более тысячи лет. Больше, чем любой город Европы, больше, чем Иерусалим, Багдад был перекрестком культур с семидесятых годов нашей эры до 1400-х годов. Когда Европа погрязла во тьме Средневековья, Багдад был одним из самых космополитичных городов мира. Здесь жили многие выдающиеся личности: математики, теологи, поэты, врачи. Шерсть, медь и пряности перевозились караванными путями через пустыню. На базарах торговали жемчугом и серебряными изделиями. В багдадских кофейнях собирались купцы, врачи, художники. Дворец правителя с фонтанами и озерами, в которых водилась рыба, был окружен парком площадью три квадратных мили.
Евреи в этом мире процветали. Впервые они появились здесь в 587 году до нашей эры, когда вавилонский царь Навуходоносор взял в осаду Иерусалим и, одержав победу, увел в Багдад десять тысяч евреев — ремесленников, ученых и народных лидеров, лучших и самых ярких представителей иудаизма. В Библии этот плен назван Вавилонским. В книге Псалмов можно прочесть знаменитое описание этой неволи:
По сути дела, Вавилонское пленение изменило ход истории еврейского народа. Расцвели еврейская образованность и религиозные новации, дав евреям политические и экономические инструменты и образ мышления, научив их выживать и процветать по всему миру в течение следующего тысячелетия и вплоть до наших дней. Так началась еврейская диаспора: рассеяние и выживание евреев по всему миру, даже когда они составляли лишь малую часть населения. Раввины изменили еврейские ритуальные практики, чтобы приспособить иудаизм к современной жизни и дать евреям возможность вести бизнес. Да, Навуходоносор взял евреев в плен, но он не обращался с ними как с рабами. С их помощью он укрепил экономику Багдада. Он поддерживал их в стремлении стать купцами и торговать в разных частях его разросшегося царства. Евреи стали играть важную роль в деловой жизни Багдада — многие неевреи, торговцы и финансисты, перестали ходить на работу по субботам, потому что евреи отмечали шаббат. Когда персы завоевали Багдад и предложили евреям вернуться в Иерусалим, согласились лишь немногие. Большинство предпочли остаться. Багдадские евреи считали себя еврейской аристократией. Возможно, как и евреи Лондона и Нью-Йорка столетия спустя, багдадские евреи, молясь в субботу в местной синагоге, мечтали вернуться в Иерусалим. Но остальные шесть дней в неделю они трудились не покладая рук и строили цветущий мегаполис.
И во главе этого динамичного, уверенного в себе сообщества, ведя его за собой и заботясь о нем, стояли Сассуны. Торгуя золотом и шелком, пряностями и шерстью по всему Ближнему Востоку, Сассуны стали самыми богатыми купцами Багдада. В конце 1700-х годов турки-османы назначили главу семейства Сассунов «наси» — «предводителем евреев», посредником в отношениях с влиятельными багдадскими евреями. Среди бумаг семьи Сассунов сохранились документы на турецком и арабском языках, говорившие о масштабах деятельности «наси». «Наси» Сассун благословлял браки, разрешал религиозные споры. Он играл ключевую роль в общении с османским правителем, в частности, просвещал его в экономических вопросах. Вел переговоры о займах, планировал бюджеты, разрабатывал и взимал новые налоги. Фактически он был казначеем, которому поручили создать современную финансовую систему. Когда «наси» отправлялся во дворец на встречу с турецким правителем Багдада и его несли по городским улицам на троне, евреи и неевреи почтительно склоняли головы.
Опираясь на эти связи, Сассуны построили многонациональную экономическую империю, она простиралась от Багдада через Персидский залив и охватывала Азию. Семья Сассунов наполняла багдадские базары разными товарами и посылала своих многочисленных родственников в племена бедуинов скупать у них шерсть в обмен на товары из хлопка, обувь и пряности. Роскошный дом и поместье «наси» посещали купцы со всего Ближнего Востока, а также из Индии и Китая. Они отдыхали в обнесенном стеной внутреннем дворике, спасаясь от изнурительной жары в тени апельсиновых деревьев. Подземные кладовые хранили золото семьи.
В XIX и XX веках по мере роста богатства и состояния Сассуны стали привыкать к тому, что деловые партнеры и конкуренты называют их «азиатскими Ротшильдами» — за то, как быстро они богатели, как стремительно их влияние распространилось на Китай, Индию и Европу. Но сами они считали это сравнение вводящим в заблуждение и отчасти уничижительным. В понимании Сассунов Ротшильды были приезжими — бедной семьей, которая за одно поколение вырвалась из европейских гетто, преуспела в бизнесе и обрела политическое влияние. Сассунов мог не знать китайский император, индийский раджа или члены британской королевской семьи, но это не мешало им быть богатыми, знаменитыми и влиятельными на протяжении многих столетий.
Дэвид Сассун родился в 1792 году и с детства готовился к тому, чтобы со временем стать «наси». Он с малых лет разбирался в бизнесе, обладал необыкновенным талантом к языкам. В тринадцать лет он начал сопровождать отца в «счетные дома»— предшественники банков и бухгалтерских компаний, где подсчитывались доходы Сассунов. По утрам отец посылал его на базары — учиться вести расчеты в разной валюте и осваивать разные системы мер и весов. Дома он изучал иврит (язык религии), турецкий язык (язык власти), а также арабский (язык Багдада) и персидский (язык ближневосточной торговли). Дэвид бывал на приемах для представителей Британской Ост-Индской компании, недавно прибывших из Бомбея, они предлагали Сассунам расширить торговлю на Индию — кстати, Дэвид так и не удосужился выучить английский язык. Высокий и статный, он возвышался над своей семьей и людьми, которых ему предстояло однажды возглавить. Люди из ближайшего окружения к его подъему относились благожелательно, Дэвид излучал доверие и авторитет и, как было принято, вступил в брак по расчету с дочерью преуспевающего купца, когда ему было пятнадцать лет. Жена быстро родила ему четырех сыновей.
В XIX и XX веках по мере роста богатства и состояния Сассуны стали привыкать к тому, что деловые партнеры и конкуренты называют их «азиатскими Ротшильдами» — за то, как быстро они богатели, как стремительно их влияние распространилось на Китай, Индию и Европу. Но сами они считали это сравнение вводящим в заблуждение и отчасти уничижительным. В понимании Сассунов Ротшильды были приезжими — бедной семьей, которая за одно поколение вырвалась из европейских гетто, преуспела в бизнесе и обрела политическое влияние. Сассунов мог не знать китайский император, индийский раджа или члены британской королевской семьи, но это не мешало им быть богатыми, знаменитыми и влиятельными на протяжении многих столетий.
Дэвид Сассун родился в 1792 году и с детства готовился к тому, чтобы со временем стать «наси». Он с малых лет разбирался в бизнесе, обладал необыкновенным талантом к языкам. В тринадцать лет он начал сопровождать отца в «счетные дома»— предшественники банков и бухгалтерских компаний, где подсчитывались доходы Сассунов. По утрам отец посылал его на базары — учиться вести расчеты в разной валюте и осваивать разные системы мер и весов. Дома он изучал иврит (язык религии), турецкий язык (язык власти), а также арабский (язык Багдада) и персидский (язык ближневосточной торговли). Дэвид бывал на приемах для представителей Британской Ост-Индской компании, недавно прибывших из Бомбея, они предлагали Сассунам расширить торговлю на Индию — кстати, Дэвид так и не удосужился выучить английский язык. Высокий и статный, он возвышался над своей семьей и людьми, которых ему предстояло однажды возглавить. Люди из ближайшего окружения к его подъему относились благожелательно, Дэвид излучал доверие и авторитет и, как было принято, вступил в брак по расчету с дочерью преуспевающего купца, когда ему было пятнадцать лет. Жена быстро родила ему четырех сыновей.
Дэвид Сассун и его сыновья
Дэвид готовился занять почетную должность «наси», однако высокому положению, каким Сассуны и евреи Багдада наслаждались на протяжении веков, пришел конец. В результате борьбы за власть между османскими правителями Багдада к власти пришла группа, относившаяся к евреям враждебно. Отчаявшись найти деньги, чтобы поддержать обваливающуюся экономику, турки начали преследовать и сажать в тюрьмы Сассунов и других богатых евреев, требуя за них выкуп. Одного богатого еврейского купца задушили возле его тюремной камеры. Положение ухудшалось, и некоторые еврейские купцы бежали в Индию, под крыло британских колонизаторов.
Напуганный нестабильной политической ситуацией, отец Дэвида принял необычное решение — оставить пост «наси» в пользу сына, который и так унаследовал бы его после смерти отца. Но Дэвид отказался, правильно поняв, что эта должность уже не имеет особой силы. Вопреки совету отца, Дэвид от имени всех багдадских евреев и семьи Сассунов обратился за помощью к турецкому султану в Константинополе, обвинив правителей города в мздоимстве. Но он ошибся, доверившись имперскому правительству, и весть о его предательстве быстро дошла до Багдада. Его арестовали, турецкий вали приказал его повесить, если семья не заплатит за его освобождение. Взяв дело в свои руки, его престарелый отец выкупил сына из тюрьмы, переодетым провел через весь город, зафрахтовал лодку и доставил в безопасное место.
Дэвид покинул Багдад, испытывая и ярость, и бессилие. После смерти первой жены он недавно снова женился. И был вынужден бросить молодую жену и детей от первого брака. Всю славу Сассунов, обещанные ему богатство и положение вдруг вырвали из его рук. Когда корабль отчаливал, он повернулся к исчезающему берегу и заплакал.
Дэвид причалил в Бушире, этот портовый город находился под контролем Ирана и туркам был недоступен. Там обосновались многие беженцы, покинувшие Багдад из-за ухудшения обстановки. На родину они слали рассказы о богатстве и успехе, но на самом деле им приходилось нелегко, они теснились в бедных кварталах и перебивались с хлеба на воду. Сбитый с толку и подавленный, свою первую ночь вдали от Багдада Дэвид провел на полу склада на набережной, куда его пустил моряк. Под рукой он держал пистолет, чтобы отстреливать шнырявших по полу крыс.
На то, чтобы прийти в себя и собраться с силами, ушло несколько недель, и постепенно он ожил. Все торговцы в Бушире слышали про Сассунов и знали о кампании, развязанной против евреев. Кое-кто из тех, кто в прошлом имел дело с этой семьей, одолжил ему деньги, чтобы он мог обрести почву под ногами. Его отец, оставшийся в Багдаде, стал отправлять сыну партии товаров и деньги, которые тайком вывозили из города. Как и многие другие беглецы-иммигранты, Дэвид оказался перед выбором: поддаться гневу, депрессии и в итоге превратиться в жертву или в тридцать семь лет открыть себя заново. В первые месяцы весточки из Багдада помогали ему не пасть духом. Кампания против евреев потихоньку сходила на нет, и его отец принялся давать взятки, чтобы семья могла перебраться в Бушир и присоединиться к Дэвиду. А Дэвид, когда-то метивший на пост багдадского «наси», стал уличным торговцем в Бушире. Свободное знание нескольких языков позволяло ему общаться с арабскими капитанами на арабском, а с товарищами по несчастью — еврейскими беженцами — на иврите.
Он начал торговать арабскими и азиатскими скакунами, финиками, коврами и жемчугом. Он не забывал носить свои дорогие арабские халаты и тюрбаны и однажды, встретившись с представителями Ост-Индской компании, напомнил о встрече их коллег с семьей Сассунов в Багдаде. Британцы написали, что были восхищены его «возвышенным и достойным обликом», они предложили ему переехать в Бомбей и основать там свою компанию. Друг торговец с Ближнего Востока, Сэмюэл Захария, предложил ему для переезда в Бомбей беспроцентную ссуду.
Захария и англичане видели в Дэвиде человека, совершенно не похожего на других мигрантов и беженцев, волею судьбы оказавшихся в Бушире. Он был образован куда лучше многих торговцев, а опытом и знаниями превосходил большинство государственных чиновников и британских офицеров. В его судьбе было что-то шекспировское — не просто несчастный беженец в поисках лучшей жизни, но королевский отпрыск, у которого отняли то, что принадлежало ему по праву рождения. Он был полон решимости вернуть потерянное, если не в Багдаде, значит, в другом месте. Его взрастили для того, чтобы он командовал торговой империей. Вырваться из нищеты и стать богатым и влиятельным — это не его случай. Он жаждал вернуть свое.
В 1830 году, через год после бегства Дэвида из Багдада, в Бушир переехали остальные члены его семьи. Долгое путешествие оказалось слишком тяжелым для престарелого отца, и он умер на руках у Дэвида вскоре после прибытия. Воссоединившись с женой и детьми, Дэвид все чаще задумывался о возможностях, которые открывались в Бомбее. Через несколько лет, когда жена снова забеременела, Дэвид окончательно решил переехать и поискать у британцев покровительства и возможности.
Бомбей, 1850
Высадившись в Бомбее, Дэвид Сассун оказался в Британской империи на пике ее политического и экономического могущества. Почти треть мира находилась под британским контролем, включая территории Индии, Австралии, Малайзии, Сирии и Египта. В Европе британцы разбили Наполеона, их военно-морскому флоту не было равных на планете. Через Лондон, самый большой город в мире, текли власть и деньги. Некоторые страны создавали империи, чтобы захватывать рабов или природные ресурсы, возводить барьеры между собой и своими врагами. Великобритания создала империю для развития торговли, финансов и бизнеса. «Важнейшей задачей правительства в любой части света, — заявил в 1839 году британский премьер-министр лорд Пальмерстон, выступая перед парламентом, — является рост торговли своей страны». В течение десятилетий Британская Ост-Индская компания с разрешения государства держала монополию на торговлю в Индии и Азии. В 1832 году, когда Дэвид прибыл в Бомбей, британское правительство положило этой монополии конец и разрешило вести торговлю по всей Азии частным компаниям и отдельным лицам. Пришла эпоха laissezfaire — капитализма эпохи свободной конкуренции.
С того момента, как Дэвид и его семья прибыли в Бомбей, он стал союзником англичан и сторонником расширения Британской империи. Несмотря на смуглый цвет кожи и статус эмигранта, он решил поддержать империализм. Здесь нет ничего удивительного. Дэвид считал себя частью элиты. Ведь в Багдаде Сассуны возвысились отчасти потому, что служили турецким правителям, были их советниками. Определяющее событие его жизни — бегство из Багдада — было вызвано тем, что он неправильно истолковал политику властей и поверил, что султан встанет на его сторону и защитит от багдадских правителей. Теперь он твердо решил — он и его семья этой ошибки больше не повторят.
Дэвид прибыл в Индию в удачное время. Расширявшаяся Британская империя открывала не только торговые пути, но и британский взгляд на мир. Сама Британия оставалась иерархическим обществом, члены закрытых клубов и аристократы-землевладельцы смотрели на «чужаков» свысока. Но в бизнесе и политике терпимости было больше. Британцам в Индии требовались честолюбивые предприниматели — расширять торговлю до границ растущей империи. Перед отъездом из Лондона в Индию новый британский генерал-губернатор Бомбея сэр Роберт Грант дважды предлагал в парламенте законопроекты, призванные прекратить дискриминацию евреев в Великобритании. Поначалу эти законопроекты отклоняли, но вскоре официальная дискриминация британских евреев прекратилась. Да, евреев не принимали в британские клубы Бомбея, но их собственность и бизнес теперь были защищены законом — такого раньше не было даже в Багдаде. И новый британский правитель в Бомбее стоял за евреев горой.
Британцы вообще произвели на Дэвида очень сильное впечатление. На иврите он называл британское правительство «малка чекан» — справедливое и доброе. «Я верю в британцев, потому что они двигают историю в верном направлении», — говорил Дэвид своей семье. В Британии нет взяточничества, Британия соблюдает законы. В Багдаде, напротив, заниматься бизнесом без взяток было невозможно. И британские колониальные власти были рады иметь дело с человеком, в котором видели умного, культурного и полезного союзника. Дэвид начал встречаться с британским генерал-губернатором Бомбея и британским археологом, объясняясь через переводчика, обсуждал с ними Ветхий Завет.
Дэвид стал англофилом. Он поручил одному ученому перевести на его родной иудео-арабский язык текст гимна «Боже, храни королеву» и нанял репетиторов — обучать сыновей английскому языку и истории Великобритании. Однажды летом, через пять лет после переезда в Бомбей, он привел двух своих старших сыновей, девятнадцатилетнего Абдуллу и семнадцатилетнего Элиаса, чтобы в толпе на городской набережной послушать объявление о восшествии на престол в Лондоне королевы Виктории. Сыновья хотели надеть британские жилеты и галстуки, но Дэвид запретил. Все трое Сассунов явились одетыми по-багдадски — белые муслиновые рубашки, широкие белые шальвары, подвязанные у щиколоток. На Дэвиде был расшитый тюрбан и темный халат. Под звуки британского военного оркестра троица присоединилась к толпе, которая выкрикивала по-английски: «Боже, храни королеву!»
Дэвид никогда не забывал о том, что он эмигрант, что он здесь «чужой». Даже в разношерстном Бомбее, где на пристанях и в узких переулочках толклись люди самых разных национальностей, Дэвид выглядел пришельцем, приводящим окружающих в трепет: «Высокий, крепкий, мускулистый, с лицом цвета светлой корицы в стиле Эль Греко, окаймленным бородкой с легкой проседью», — писал семейный биограф. Дэвид тесно общался с губернатором, но все равно оставался чужим, отрезанным от британских компаний и банков, которые играли важнейшую роль в индийской торговле и не желали иметь дело с багдадцем или евреем.
Ему нужно было мыслить творчески. Например, чтобы доплыть из Англии в Индию, кораблям требовалось пять месяцев. Дэвид услышал о новшестве — пароходах. Время в пути сокращалось до нескольких недель. Свою прибыль он вложил в покупку дополнительных причалов, решив, что вскоре в Бомбей будут приходить все новые и новые корабли. И когда судно швартовалось у причала Сассуна, Дэвид выбирал товары первым, а уже потом они попадали на городские базары. А на обратном пути в Англию грузовые трюмы этих судов были наполовину заполнены товарами Сассуна. На пристани он общался с капитанами на арабском, персидском и турецком языках и получал от них много полезной деловой информации. Он узнал, что в Англии строят хлопчатобумажные фабрики, а это может повысить спрос на индийский хлопок-сырец. Поняв, как ценно умение вести переговоры с местными бизнесменами, он выучил язык хиндустани и подружился с одним из крупнейших индийских торговцев хлопком. От него Дэвид узнал о жалобах британских брокеров: в тюках, закупаемых в Индии, слишком много камней. И Дэвид ввез в страну новые машины для очистки хлопка, которые помогли решить эту проблему, и объем товарного хлопка увеличился. Когда старые британские банки отказалась давать ему ссуду, он помог основать Банк Бомбея, который позволил ему финансировать строительство новых железнодорожных путей, чтобы ускорить доставку хлопка из сельской местности. Два десятилетия спустя, когда во время гражданской войны в Америке северяне заблокировали юг и перекрыли поставки хлопка в Великобританию от крупнейшего поставщика, Дэвид не преминул воспользоваться открывшейся возможностью — и заработал миллионы.
Он стал связующим звеном между традиционными коммерческими практиками Ближнего Востока и новой глобальной системой, которую развивала Британская империя. Вести бизнес в Азии означало иметь дело с мешаниной из разных систем мер и весов, разных валют, разных языков. Дэвид постарался привести все это к единому стандарту. В его компании сотрудники вели дела на иудейско-арабском языке, который они привезли с собой из Багдада, писали арабские слова еврейскими буквами. Но когда дело доходило до деловой переписки, Дэвид распорядился: письма клиентам, поставщикам и другим компаниям писать на грамотном английском, хотя сам он на этом языке почти не говорил и не читал. Он распорядился ставить на бланках логотип компании Сассунов, а чеки компании печатать как на иврите, так и на английском. Он перешел на более формальную систему бухгалтерского учета, завел бухгалтерские книги и бухгалтерские записи, как это делали крупные британские компании. Он не любил торговаться — типичный способ вести дела в порту и на базарах. Зато его восхищала деловая этика британцев. Он считал, что в кризисные времена бизнес только выиграет, если вести его уверенно и спокойно.
