В 1916 г., когда стали ясны абсурдность и трагичность Первой мировой войны, огромное количество бессмысленных жертв, под знаком отрицания и несогласия зарождается движение дадаизма. Оно отрицало традиции, условности, историю и даже авангардизм, допуская при этом единственное эстетическое правило — случайность. Случай становится объединяющим началом для различных литературных и художественных творений, а в качестве главного идеолога принимается поэт Исидор Дюкасс, граф Лотреамон, чей известный афоризм: «Прекрасно, как неожиданная встреча на операционном столе швейной машинки и зонта от дождя» — часто цитируется. Термин «дадаизм» неясен, как неясна и нестабильна была тогда атмосфера. Деятели искусства и интеллектуалы, определявшие поэтику того времени, жили в нейтральной Швейцарии. Поэтика дадаизма исчерпала себя за несколько лет, но ее мятежный и анархический дух частично был наследован сюрреализмом, а после Второй мировой войны вдохновил новое художественное движение — нью-дада.
Сегодня невозможно установить авторство термина: дадаистические высмеивания и провокации затемнили даже саму историю группы. Ханс Арп утверждает, что присутствовал в тот момент, когда румынский поэт Тристан Тцара придумал это название. В то же время Рихард Хюльзенбек заявляет, что это он выбрал слово «дадаизм», когда писатель Хьюго Балл читал вслух книгу. «Он называл первые буквы каждого слова, переходя от страницы к странице. Я закричал: “Стоп!” Меня поразило неизвестное слово — дада. “Дада, — прочитал Балл и добавил: — Это слово из детского языка, которая означает «лошадка, конек»”. И тут я понял преимущества, которые нам давало это слово […]. Первый звук ребенка выражает примитивность, начинание с нуля, новое в нашем искусстве».
Не согласен с этой реконструкцией Ханс Рихтер, который связывает этот термин с славянской утвердительной частицей «да»; но это лишь еще одна из многочисленных версий.
Группа Дада. Слева направо, вверху: Луи Арагон, Теодор Френкель, Поль Элюар, Клемент Пансэрс, Эмманюэль Фэй. В центре: Поль Дерме, Филипп Супо, Франсис Пикабиа, Жорж Рибмон Дессень. Внизу: Тристан Тцара, Селин Арно, Андре Бретон.
«Лошадка» да, а еще, как иронизировал Тцара в манифесте дадаизма, хвост священной коровы, куб, кормилица, мать. Рассказ основателей движения — это этимологический ребус, который сложно решить, это смесь элементов, слишком разных, чтоб их можно было свести воедино к двойственной материи: случаю и иронии.
Базовый элемент дадаистского рецепта — случай — это норма без правил, которую используют для создания картин и рельефов, и поэтических сочинений, как теоретизирует Тцара в своем Манифесте о любви слабой и любви горькой (1920), в котором давались указания «как сочинять стихотворения в стиле дадаизма». Нам понадобятся: статья в газете такой же длины, как и желаемое стихотворение, ножницы, чтоб разрезать ее на отдельные слова, и мешочек, куда можно поместить слова и перемешать. «Вытаскивайте слова одно за другим, — советует автор, — и располагайте их в том порядке, в каком вы их достаете. / Тщательно скопируйте получившееся. / Выйдет нечто, похожее на стихи». Случайность и тонкая ирония, являющаяся в большинстве случаев резкой и открытой сатирой, переплетаются, чтобы подорвать основы искусства и литературы, уничтожить любое притязание на следование правилам при создании произведений искусства.
Тот же способ практиковал в искусстве ведущий представитель дадаистического направления Ханс Арп. Он составлял композиции, бросая на холст на полу маленькие кусочки бумаги и потом закрепляя их точно в том месте, куда они упали (Картины, созданные согласно законам вероятности, 1916). Отсюда берут начало абстрактные рельефы с биоморфными профилями, сделанные из дерева и гвоздей. История дадаизма начинается в 1916 г. в Цюрихе, если точнее, то в доме номер 1 по улице Шпигельглассе, где Хуго Балл торжественно открыл Кабаре Вольтер. Это заведение стало местом встречи пацифистки настроенных интеллектуалов, бежавших в Швейцарию. Кружок дадаистов был основан все тем же Баллом и его подругой Эмми Хеннингс, к которым присоединились Ханс Арп, румыны Тристан Тцара и Марсель Янко и немцы Ханс Рихтер и Рихард Хюльзенбек.
Полемичный, разлагающий дух дадаизма основывается на резкой критике современной буржуазной культуры и питается нигилизмом и идеей разрушения, которые подрывают любую этическую, политическую, социальную и эстетическую основу. Дадаизм не предлагает альтернативные принципы или программы: «Единственная все еще приемлемая система, — заявляет Тцара в манифесте дадаизма 1918 г., — это принцип отсутствия любой системы».
Дадаисты восстали также против поэзии авангардистов, которые все еще питали доверие к идеям. Полемика радикальна: «Еще необходимо совершить громадную работу по отрицанию и разрушению. Подметать, чистить, — продолжает Тцара и завершает манифест в обостренных тонах: — Свобода: ДАДАДАДАДАДА, завывание разноцветной ряби, сталкивание всех возможных противоположностей и противоречий, всех гротескных мотивов, всех непоследовательностей: ЖИЗНЬ». Инструменты дадаистов частично восходят к футуристическим акциям и используются во время оживленных вечеров в Кабаре Вольтер, где чередуются развенчивающие полемичные заявления и провокации. Интерес к методу Маринетти распространился также на литературу, где создаются произведения — поэтические и художественные, — в которых типографские литеры располагаются с абсолютной свободой.
Впрочем, игровой аспект — сатира, дерзкие сочетания несочетаемого, игра слов, двусмысленность — соответствует духу дадаизма, как и подчеркивание поэтики абсурда, привнесенное французской литературой конца XIX в. Из самого центра Европы, из Кабаре в городе Цюрихе энергия дадаизма проникает в Германию, во Францию, вплоть до США.
ДАДАИЗМ В ГЕРМАНИИ
В Берлине пламя дадаизма разгорелось в 1917 г. благодаря посредству Рихарда Хюльзенбека, а другие города, например Кёльн и Ганновер, наследовали от столицы дух дадаизма, развивая различные требования и интересы.
В общем и целом, характерными чертами берлинского кружка дадаистов были полемичность, недвусмысленная политическая позиция и определенная социальная задача, на удивление во многом совпадавшие с идеями коммунистов.
Георг Гросс, Рауль Хаусманн, Джон Хартфилд, а потом Ханна Хох и Отто Дикс — главные представители кружка. Их мишенью был правящий класс милитаристов и капиталистов, ставший частью гротескной, безобразной и трагической композиции художников. По этой причине на большинство этих деятелей искусства заводились судебные дела, они подверглись преследованиям со стороны полиции, а их работы были включены в выставку «дегенеративного искусства», организованную по приказу Гитлера в 1937 г.
Острая социальная и политическая критика выражалась в искаженных, неистовых, изобилующих несочетающимися цветами картинах, для изготовления которых использовались инновационные технологии или возрождались старые, такие как фотомонтаж и коллаж. Взмахом ножниц (техника Хаусманна, называющего себя «техником монтажа») отрезаются лица и части тела, как во время предательской и трагической хирургической операции; тела без голов и ампутированные конечности компонуются вместе с рисунками и картинками, вырезками из журналов, надписями, печатными знаками.
Вплоть до антинацистского протеста в начале 30-х гг. на картинах того времени присутствуют монстры, составленные из человеческих и механических частей; они помещены в несоответствующую им обстановку, окружены предметами, животными, разнородными механизмами и бессмысленными или насмешливыми словами.
Хартфилд, которого называли «dada monteur» (дада-сборщик, фр.), взял на мушку капитализм и империализм. Он составлял изображения Гитлера, жестокие и гротескные. Гросс и Дикс, позже примкнувшие к течению новой вещественности, отражали атмосферу отчаяния после Первой мировой войны, и противоречия Веймарской республики.
Джон Хартфилд, Erste Internazionale Dada Messe — Berlin 1920. Обложка-коллаж Каталога Первой международной выставки дадаизма
Ханс Арп возглавлял революцию дада от Цюриха до Кёльна. Союз Арпа с Максом Эрнстом и Иоханнесом Баргельдом дал жизнь журналу Der Ventilator и сделал возможным экспериментирование над работами новой концепции. Речь идет о Производстве гарантированных газометрических картин, известных как Fatagaga (Fabrica tion de tableaux garantis gasometriques). Эти произведения искусства создавались коллективно и анонимно. В них отрицалось значение авторства произведения искусства и творческого процесса.
Эрнст, отдавший дань и сюрреализму, опробовал множество техник, например фотомонтаж и коллаж, чтоб составить такое изображение, которое привело бы зрителя в замешательство.
Связь между искусством и жизнью является ведущей идеей для передовых и центральных направлений поэтики дадаизма. Особенно ее использовал Курт Швиттерс в Ганновере. Художник вел уединенный образ жизни вдалеке от представителей немецкого дадаизма, хотя результаты, к которым он пришел, не выходили за рамки движения.
С 1919 г. им было начато создание мерц-картин, ассамбляжей из различных фрагментов и предметов, а уже примерно с 1923 г. Швиттерс начинает реализовывать свой проект — внутри своего дома и равный ему по размерам, — который продвигается изо дня в день добавлением и бесконечным изменением элементов. Речь идет о Merzbau (мерц-постройка). Эта конструкция связывает идею строения с названием, которое художник присваивает своим работам и которое произошло от куска слова «Kommerz», случайно вырезанного из проспекта по всем правилам дадаистского стиля.
Его творение (один из первых примеров искусства в интерьере) росло на трех этажах дома Швиттерса на Вальхаузенштрассе. Уничтоженное во время бомбардировки в 1943 г., оно было частично восстановлено в Ганноверском музее, посвященном художнику.
Таким образом, жизненное пространство и пространство искусства полностью соединяются в реализации тотального произведения; использованные в работе материалы — это предметы из повседневной жизни, а также фрагменты, мусор, найденные вещи и прочие разрозненные элементы.
О своем Мерц Швистер пишет: «Так как то, из чего сделано, не является важным, я использую любой материал, которого требует картина. Когда я помещаю рядом один с другим два предмета, сделанных из различных материалов, я уже нахожусь на шаг впереди относительно картины, написанной маслом, потому что, кроме того, что цвет играет с цветом, линия с линией, форма с формой, еще и материал играет с материалом. […] Мерц означает свободу от любых ограничений в силу художественного творчества. Свобода не значит отсутствие контроля, скорее наоборот, результат суровой дисциплины».
ДАДАИЗМ В ПАРИЖЕ
Дадаизм в Париже возник в доме Гийома Аполлинера, где Андре Бретон, прародитель будущего сюрреализма, нашел журнал Dada в 1918 г. Последующее прочтение манифеста побудило Бретона связаться с Тристаном Тцара: журнал Litterature, который писатель основал в 1919 г. вместе с Луи Арагоном и Филиппом Супо, присоединяется к движению дада.
Приезд Тцара в Париж в начале 1920 г. воспринимался как великое событие, но не замедлили проявиться идейные расхождения между румынским поэтом, уверенным в необходимости «разрушительного» дадаизма, и представителями французских дадаистов, в первую очередь Бретоном, занятым разработкой художественной системы, которая выльется потом в сюрреализм.
Один из последних случаев столкновения позиций представлен полушутливым происшествием с Морисом Баре, писателем-анархистом, перешедшим впоследствии на националистические и антисемитские позиции. Дадаисты выдвигают в его адрес обвинение и в один памятный день 1921 г. инсценируют процесс и провозглашают его виновным в «преступлении против надежности духа». Направление кружка Бретона было поучающим и ангажированным, а кружка Тцара и Франсиса Пикабиа — нигилистическим, играющим и дерзким, провозглашавшим свободу движения превыше всего. Тцара и в самом деле писал: «Априори, то есть с закрытыми глазами, ДАДА прежде действия и важнее всего ставит: СОМНЕНИЕ. Дада сомневается во всем. Дада есть табу. Все есть ДАДА. Не доверяйте ДАДА».
Отношения дали трещину, которая привела к распаду кружка. В эти годы в Париже оказываются Марсель Дюшан, Пикабиа, Ман Рэй, только что приехавший из Америки, и Макс Эрнст. Они разрабатывают ранее незатронутые пласты искусства, используют новые техники.
Ман Рэй и Дюшан углубляли иронический аспект, опрокидывая любую традиционную категорию вкуса, «прекрасного» искусства, принципов художественной композиции. Создавались работы, зачастую состоящие из репродукций рекламных изображений, из обыденных предметов, полностью вырванных из контекста или видоизмененных, из дезориентирующих фотографий. Они выражали тонкую иронию, которая опрокидывала смысл зримого и сообщала зрителю о множестве скрытых смыслов.
Названия работ не являются лишь объяснительными, они — дополняющие части самих работ, они — спусковой механизм, который провоцирует взрыв значений: часто речь идет об игре слов, двусмысленностях, непонятных и на первый взгляд бессмысленных оборотах речи, аббревиатурах, которые разгадываются при произнесении вслух; аллюзиях, иронично измененных словах, неологизмах. Впрочем, сам Тцара определяет дадаизм как «Анонимное общество по эксплуатации словаря».
Подлинной сущностью каждой работы является свобода творчества, каждый раз она завладевает фрагментами мироздания и моделирует их заново, зачастую просто давая им название, а затем представляет как произведение искусства.
Проницательность, ирония, провокация — ставка в игре на самом деле крайне велика, потому что под сомнение ставится вся традиционная система искусства, развенчиваются ее ошибки, приводя к рассуждениям о реальном значении современной эстетики.
